- Что ж, теперь до скончания мира за то их бить? - усмехнулся Пожарский. - Нет, бояре, воля ваша, но воевать нам доле невместно. Русь из развалин подымать надобно, а не землю кровушкой кропить. Опять же, у Заруцкого сила немалая, его еще надобно одолеть.
- Дельно говорит князь, - вступил статный боярин лет сорока, Иван Васильевич Голицын, старший брат которого томился в польском плену. - А в кондициях замирения пропишем, чтоб ляхи возвернули нам Филарета да братца мово, Ваську.
- Об Филарете с государем уговорено, - важно кивнул Шереметев. - Уж и грамотка ушла в Казенный приказ.
- А об Ваське что ж?
- Ну, Иван Васильич, сам ведаешь, денег-то в казне ноне уж больно мало.
- Дык я ж про то и глаголю: добавьте Ваську в кондиции, вот и не будет убытку. Ты сам-то, Федор Иваныч, об замирении как мыслишь?
Шереметев опустил голову, чтоб скрыть радостную улыбку. Это ж надо, он боялся, что Пожарский костьми ляжет, чтоб не допустить мира, а тут сам князь об этом же хлопочет. Чудеса! И теперь, если грамотно подойти, враг оставит Старую Руссу, и солевой промысел возобновится. Это ж сколько дохода-то сразу прибудет!
- Слово Дмитрия Михалыча верное, замиренье нам надобно. И не токмо с ляхами, а и со шведами. И чтоб земли Новгородские да Псковские нам возвернули!
Он помолчал немного, вздохнул и добавил:
- Вот только не согласятся они…
- Не тревожьтесь, бояре, - улыбнулся Пожарский. - Вы об замирении порешите, а как ворогов уговорить, опосля измыслим. А теперь вот что: надобен нам в Смоленск второй воевода заместо раненого Михайла Бутурлина.
Со своего места у противоположной стены поднялся широкоплечий, крепко сбитый бородач лет пятидесяти. Лицо его, казалось, кто-то собрал из нескольких: полные губы и мясистый нос совершенно не соответствовали пронзительному взгляду умных карих глаз. Это был князь Иван Федорович Троекуров, зять Филарета, один из помощников Пожарского в прошлогоднем московском походе.
- Чаю, я к сему дело могу быть гож, бояре.
Шереметев, пожевав губами, вопросительно взглянул на Пожарского:
- Что скажешь, князь?
- А чего ж, Иван Федорыч воин знатный, опытный, отрядом Угличским командовал. Мы с ним поладим.
- Добро, - важно кивнул регент.
Троекуров сел, пряча в усах удовлетворенную усмешку. Ну вот, теперь будет проще. И этот горе-правитель еще попляшет! Уж об этом Иван Федорович позаботится!
Он ненавидел Шереметева за то, что тот отрекся от их общего родственника, Михаила Романова, и переметнулся к Петьке-найденышу. Свои-то интересы смог соблюсти, регентом стал, а вот про него, Троекурова, позабыл. Даже боярства не дал! Пригрелся у мальцова горшка, распоряжается тут всем, словно царь! И думает, небось, что все спокойно это проглотят? А вот выкуси!
- Завтра спозаранку и отправляйся, Иван Федорыч, - замечтавшийся Троекуров вздрогнул, услышав голос Пожарского. - А вослед тебе и мы с государем.
Услышав это, Шереметев обомлел.
- Да неужто ты, Дмитрий Михалыч, царя-батюшку на осаду взять чаешь?!
Все загалдели, в удивлении переглядываясь, а Пожарский поднял руку.
- Ведаю, бояре, ваше беспокойство. Но то воля государева, и перечить ей неможно. Не тревожьтесь, за жизнь Петра Федорыча честью и головою своей отвечаю!
Троекуров мысленно потирал руки: под Смоленском царя достать будет несложно. На осаде и со взрослым-то что угодно случиться может, а тут малец. Заодно и самому князю крылья пообломаем, а то уж больно высоко взлетел. Ну, потом и Мишу на царство поставим. Уж он-то без щедрот своих не оставит!
[22] В старину - питейный дом.
Глава 21
Юный царь стоял на вершине насыпного вала, окружавшего центральную часть осадного лагеря, и с замиранием сердца смотрел на открывающуюся панораму. Позиция была на редкость удачной для наблюдения. Впереди высились стены и башни Смоленска, словно бы плывущие в утреннем тумане, а в километре от них, ожидая команды на штурм, выстроились войска московитов: поблескивающее доспехами поместное ополчение, яркие пятна стрелецких полков, норовистые скакуны татарских лучников, казаки и стройные ряды немецкой пехоты.
Петр никак не ожидал, что реальная осада - это так величественно и так страшно. Одно дело - читать про нее, смотреть документальные фильмы, развалившись с бутылкой пива на мягком диване, и совсем другое - самому находиться в гуще событий. Прибыв сюда и увидев эти стены, - высоченные, крепкие, непробиваемые - юный царь с трудом подавил в себе желание скомандовать отбой. Но потом, несколько справившись с волнением, рассудил здраво: это не замок нового времени, с бастионами и равелинами, который сложно взять с помощью одной артиллерии, а самая обычная средневековая крепость - просто башни и стены. У наших - пушки, мортиры, гауфницы, вполне способные пробить защиту поляков. Хотя и недооценивать врагов нельзя. У них пушек не меньше, вон стоят в три яруса, отсюда видно. Эх, нам бы парочку хоть самых захудалых бомбардировщиков!
Ну ничего, справимся. Главное - сохранять спокойствие, положиться на Пожарского и других воевод да помогать им в меру сил своими историческими знаниями.
Едва приехав сюда, Петр сразу понял причину неудачной осады. От Пожарского это тоже не укрылось, и он устроил разнос прибывшему неделей раньше Троекурову.
- Что у вас тут деется?! - кричал князь. - Это война али гулянка?! Лагерь кое-как поставили, ратники туда-сюда шатаются, бражничают, деревни вон соседские пограбили!
Воевода, проглотив обиду, принялся исправлять положение, и вскоре все пришло в норму. У кромки леса, окружавшего город, разбили несколько лагерей из сотен шатров, которые русские называли ставками. Основные силы сосредоточились у восточной стены, напротив Авраамиевской и Заалтарной башен, несколько батарей было развернуто с запада от города и еще две - с севера, на противоположном берегу Днепра. Юг, защищенный валом, решили не трогать.
Пожарский готовил штурм по всем правилам военного искусства: расставил на подходах к Смоленску конные заставы, приказал начать бомбардировку города калеными ядрами, строить передвижные туры для орудий и рыть подземные галереи под стены, чтобы заложить в них порох.
Однако, когда до крепости копателям оставалось всего несколько десятков метров, осажденные обнаружили их через специальные слуховые туннели и взорвали подкопы. И открылся счет русским потерям, человек двадцать остались под завалами. А тех раненых, кого смогли вынести, устроили в большом шатре-госпитале, неподалеку от царского.
Решено было взрывать стену другим способом. Понимая, что враги настороже, Петр предложил отвлечь их внимание. Для этого с учетом направления ветра в лесу вырубили несколько больших полян, свалили в их центр деревья и с вечера подожгли. Ветер понес дым от раздувавшихся пожаров прямо на город. Одновременно с трех сторон по нему ударила артиллерия.
Рёв канонады, вспышки залпов, режущий глаза дым, запахи пороха и горящего леса - все это сделало ночь поляков незабываемой. Защитники, коих было всего несколько сотен, метались от башни к башне, укрывались за острыми зубцами, терли слезящиеся глаза, пытаясь рассмотреть, откуда идет опасность.
Внезапный взрыв сотряс землю, и Петру показалось, что покрытая копотью огромная стена пошатнулась. Через мгновенье в отблесках огня стали видны трещины, пробежавшие по ней, словно молния. Сработали взрывные ящики, которые минеры, пользуясь дымовой завесой, заложили в выдолбленные в стене ниши.
- Сейчас чоховские [23] бомбарды начнут… - стоявший за спиной царя Васька отчаянно пытался переорать шум боя.
Он не успел договорить, как с жутким воем в стену врезалось громадное ядро. Потом ещё одно, и ещё… Казалось, это будет продолжаться бесконечно. Наконец, не выдержав напора, ослабленная трещинами стена рухнула, образовав пролом шириной в несколько метров. Грохот падающих камней перекрыл звуки артиллерии, на пару минут оглушив и поляков, и русских.