Среди собравшихся пробежал удивленный шепоток. Люди переглядывались, некоторые с благоговением крестились.

- Погодь, Тихон, - одернул его священник. - Поначалу дознаться надобно. Где, сказываешь, лежал-то он?

Тишка подскочил к иконе и затараторил:

- Тута, Владыко, прям вот тута и лежал младенчик-то, аккурат под Заступницей Владимирской, у врат царских.

Толпа удивленно загомонила.

"Владыко?! Неужели сам патриарх?"- изумился про себя Пьер, а священник между тем распахнул ворот его рубашонки и с удивлением воззрился на маленький золотой крестик.

- Эва, како-ой! Глянь-ка, Федор Иваныч, видывал такие?

Здоровяк в шубе шагнул к богатырю, на руках которого сидел Пьер, а следом и другие окружили их плотным кольцом. Перешептываясь и ахая, они смотрели на крест круглыми от удивления глазами. Отблески свечей метались по лицам, придавая им нечто зловещее.

Что они в нем нашли? Крестик как крестик, самый обыкновенный, мама подарила.

- Нет, Владыко, - ответил толстяк. - А шнурок-то и не шнурок вовсе, а тонкая цепка. Я доселе про эдакие и не слыхивал.

- Сказываю ж, то Царица небесная его к нам послала, - не унимался Тишка.

- Да почем ты ведаешь? - взорвался вдруг Федор Иванович. - А ну как кто из искателей державы сюды его незримо принес, дабы раздор меж нами посеять да через него к венцу подобраться?

- Филимон! - скомандовал священник. - Как воротимся, запишешь: такого-то, мол, дня, года 7121 от сотворения мира, в Соборной церкви Успения, на полу, под образом Богородицы Владимирской, найдено дите мужеска пола, двух аль трех годов от роду, именем Петр. И крест на шее евойной, работы дивной, на тонкой цепи висел. А нашли-де его чернец Чудова монастыря Тихон да ты, писарь Филимон.

- Слушаюсь, Владыко.

Ничего себе, Соборная церковь Успения! Это ж Успенский собор в Москве!

Он поплотнее прижался к богатырю, державшему его на крепких руках. Незнакомец ему положительно нравился, он был силен, глаза излучали доброту, а от шерстяного плаща пахло костром. Заметив, как он закутал Пьера, Федор Иванович рассмеялся:

- Гляжу, ты, князь, ровно с сынком возишься. Али своих шестерых не достает?

Пьер с удивлением посмотрел на богатыря. Князь? А по виду не скажешь, одет совсем скромно.

- Мои подросли уже, - улыбнулся тот. - А об мальце, чую, и позаботиться некому. С собой его возьму.

Здоровяк в собольей шубе вдруг забеспокоился.

- Господь с тобой, Дмитрий Михалыч, куды ж ты его? На Орбат? Дык он вусмерть по пути замерзнет, стужа-то какая. И хозяюшка твоя ноне в уезде, кто ж дитятей займется? А мой двор, вон он, в оконце видать. Я в шубейки свои его оберну да до палат-то мигом домчу, а там мамок да нянек хватит.

- Боярин дело говорит, - кивнул священник. - Пущай чадо покамест на дворе Шереметевых поживет, пообвыкнется. А мы тем временем усердие проявим, дабы дознаться, откель он к нам явился. На соборе Земском об нем доложим, да всем миром решим. А коли и впрямь Царица небесная его нам даровала, дабы смуту на Руси закончить, так, могет, она знак нам какой даст.

- Что ж, добро, - кивнул князь, передавая Пьера Федору Ивановичу. - Да только помни, боярин, ты ныне предстатель мальчонке и пред всей землей нашей за него в ответе. Береги его пуще живота, а ну как он и вправду Божий посланник. А дабы тебе покойнее было, я своего человека пришлю, под дверью будет сидеть да чадо охранять.

Но Пьеру такое решение не понравилось. Он чувствовал, что этот князь с открытым и честным взглядом куда надежнее, чем толстый хитроглазый Шереметев. А поэтому нахмурился и выдал:

- Неть!

Все с удивлением воззрились на малыша.

- Похоже, не хочет он к боярину, - рассмеялся какой-то служка, а вслед за ним и остальные.

- Отдай его князю Пожарскому, Федор Иваныч, коли сам просит, - послышалось из толпы.

- Уж решено, негоже нам думки свои по указке мальца титешного менять, - отрезал Шереметев.

Он распахнул шубу и, укутав Пьера, твердым шагом направился к выходу.

Глава 4

"Надо все спокойно обдумать, а то полный сумбур в голове", - размышлял Пьер. Он лежал на кровати, почти утонув в пуховой перине, и пытался разглядеть комнату, куда поселил его Шереметев. Но вокруг было темно, лишь отблески огня от высокой, до потолка, печи пробивались сквозь щели заслонки.

Пьер невольно улыбнулся, вспомнив, как при выходе из церкви Федор Иванович распахнул красную соболью шубу, и под ней оказалась еще одна. Потому его тело и казалось непропорционально большим по сравнению с головой: боярин был одет, словно капуста.

У выхода ждали сани, возница бережно подсадил его, и Федор Иванович тяжело плюхнулся на покрытое шкурой сиденье. Ехали совсем недолго, и вскоре Шереметев передал Пьера челяди. Его разместили в небольшой, в одну комнату, каменной пристройке, выходившей в просторные натопленные сени.

И теперь он лежал на перине, глядя на блики огня, и размышлял.

Итак, если разум подключен к "Прорыву", а в этом Пьер не сомневался, значит, он находится в виртуальном мире. Ладно, до хитреца Жюно он еще доберется и непременно придумает, как его наказать. Но что нужно делать здесь? В чем состоит испытание? Похоже, никто его посвящать в это не собирается, получается, ждут, что он сам додумается. А может, где-то подсказки раскиданы?

Пьер сосредоточенно почесал вихрастую голову. Что ему известно? Он находится в России, вернее, на Руси. Время - начало семнадцатого века. Священник сказал, 7121 год, минус 5508… получается, сейчас тысяча шестьсот тринадцатый. Значит, поляков только недавно выгнали, везде разруха… Ну и попал же он!

Богатырь в плаще, безусловно, Пожарский, освободитель Москвы. Помнится, на Красной площади стоит памятник князю, но там он совершенно другой. Видимо, программисты проявили фантазию. А толстяк - боярин Шереметев. Вспомнить бы еще, который из них. А впрочем, кажется, в составе Семибоярщины был кто-то с такой фамилией. Может, это он? Федор Иванович… Да, похоже, так и есть.

Они еще говорили про Земский собор… Выходит, это тот, на котором избрали первого Романова. Интересно… Но что это дает?

- Спи, милок! - раздался настойчивый голос, и к кровати подошла грузная женщина, приставленная к нему мамкой. Ее пухлые румяные щеки улыбались, но глаза смотрели недовольно. Пьер насупился и отвернулся к стене.

Похоже, мадам будет мешать, нужно потребовать, чтоб ее убрали. Впрочем, что значит потребовать? Младенец и есть младенец, к его мнению никто прислушиваться не станет. Но ведь зачем-то Пьера поместили в детское тело? Значит, есть способ воздействовать на этих людей, и он его непременно найдет.

Тишка и другие… они говорили, что малыша Богородица послала. Может, чтобы выдержать испытание, надо убедить их, что он и вправду дар небес? И, кстати, где его конкурент, этот… Шарль Ферре? Ясно, что должен быть в этом же мире.

И тут в голову Пьеру пришла простая мысль, от которой он чуть не ахнул. Ну конечно! Его задача - стать царем, а мсье Ферре как раз и есть Михаил Романов! Жюно говорил, что Шарль - основной кандидат, а Пьера он предложил от безысходности… Значит, условия для Ферре должны быть проще. Все сходится: если Пьер не сможет ничего придумать, то Земский собор выберет Романова, как и было в реальности. По сути, конкуренту надо просто сидеть и ждать, когда за ним в Кострому приедут бояре. А вот как его обойти - в этом и состоит испытание.

Горящими от возбуждения глазами Пьер смотрел на крашеную стену. Мысли лихорадочно прыгали. Поначалу задача показалась несложной, но чем дольше он думал, тем яснее понимал, что будет непросто.

Да уж, придется покрутиться… Что можно противопоставить мсье Ферре? Фаворита этой гонки кинули в тело Михаила Романова - сына всенародно любимого митрополита, а его, Пьера, - в неизвестно откуда взявшегося младенца без роду, без племени, и говорить-то толком не умеющего. Правда, в этом смысле Шарлю еще хуже, он вряд ли вообще по-русски понимает. А Пьер? Может ли он сказать что-то более или менее связное? Интересно, почему младенцы не говорят, ума не хватает слова в предложения связывать или речевой аппарат еще не развит? Эх, попробовать бы втихаря, да мадам рядом… Завтра непременно надо устроить, чтобы ее убрали.